aidan turner
I. ОБЩИЕ СВЕДЕНИЯ
❖ ❖ ❖ ❖ ❖
ДАРРЕН ЭЛДЖЕРНОН МОРАН
DARREN ALGERNON MORAN
- - - - - - — - - - - - — - - - - -
Сокращение своего имени посторонними людьми не приемлет. Исключение составляют лишь члены "семьи", которые, впрочем, имеют привычку звать его Асмоде
- - - - - - — - - - - - — - - - - -
Чистокровный колдун без патента
- - - - - - — - - - - - — - - - - -
27.07.1589. 426 лет.
- - - - - - — - - - - - — - - - - -
Деятельность.
II. ЛИЧНОСТЬ ПЕРСОНАЖА
❖ ❖ ❖ ❖ ❖
❖ Место рождения.
г.Минерстаун, Северная Ирландия
❖ Семейное положение.
Состоит в отношениях с Энни Дарлинг
❖ Родственники.
Джерард Моран - отец, чистокровный колдун. Сожжен заживо в собственном доме в 1604 году.
Риган Дойл - мать, чистокровная ведьма. Сожжена заживо в собственном доме в 1604 году.
Уэйтн Моран - старший брат, чистокровный колдун. Был схвачен инквизицией, а после до смерти замучен клириками.
Калли Моран - старшая сестра, чистокровная ведьма. Выжила в пожаре благодаря защитной магии родителей. Была схвачена инквизицией и долгое время подвергалась физическому и моральному насилию. Достоверной информации о ее дальнейшей судьбе нет.
❖ Интересы и навыки.❖ Описание персонажа.
« Мое имя Даррен Элджернон Моран, мне 161 год и я колдун. Эта рукопись необходима мне, как возможность сохранить свою память. Я не обычный человек, но даже мои способности не в силах запечатлеть каждый прожитый день. Воспоминания, увы, не вечны. Они вымываются из сознания, блекнут и рано или поздно превращаются в ничто. Этого не должно произойти. Кто-то может посчитать это автобиографией, мемуарами, дневником. Не важно. Мне просто важно помнить прошлое, чтобы не забыть то, из-за чего я делаю то, что делаю.
Я родился в 1586 году, когда норманны уже освоились на севере Ирландии и принялись распространять свой устав в чужом монастыре. Моими родителями стали колдун и ведьма чистых кровей, у которых к рождению третьего ребенка уже было двое взрослых детей и собственное не большое кладбище из тех, кто погиб в младенчестве. В те времена смертность была чрезвычайно высока и даже магия далеко не всегда помогала. Всю свою жизнь они скрывались и перебирались с места на места, дабы не попасть под пристальное внимание простого люда, который при первой возможности и за минимальную плату сдал бы их в руки церковникам. Остановиться и осесть в крошечном городишке где-то в глуши положило начало череде роковых ошибок, стоящей жизни почти всем членам нашей семьи.
В моей памяти не осталось счастливых детских воспоминаний. Лишь короткие и немые обрывки. Мне было,кажется, одиннадцать, когда магический дар соизволил пробудиться ото сна. Отец учил черпать силу из окружающей природы: из воды, земли, ветра и огня, ибо материи эти вечны, а потенциал их безграничен. В будущем мне уготовано узнать материю куда более ценную для магии, нежели природа... Сложно вспомнить что-либо еще, кроме одной и самой длинной ночи в моей жизни. Кто-то из соседей прознал о истиной сущности своих соседей и доложил в ближайшее аббатство, а те уже не долго размышляя спустили с цепи своих псов. Наш дом загорелся быстро. Двери были накрепко заперты снаружи. Огонь распространялся с невероятной скоростью. Тогда я запомнил одно чувство, отвратительное мне сейчас, смирение и полную готовность к смерти. И я умер бы, обязательно умер, если бы не мать. Она повесила мне на шею веревку с не большим плоским камешком, на котором была выбита древняя кельтская руна альгиз, дарующая защиту. Только сейчас я понимаю, что в этот амулет она вложила всю свою силу, как магическую, так и жизненную. В дальнем углу комнаты она велела мне отодвинуть тяжелую бочку, а за ней отыскать лаз, совсем не большой, в который с трудом пролез даже я. Та из последних сил заставляла меня уходить и бежать куда глядят глаза, подальше от этого места. Когда я взглянул на нее последний раз из ее носа, глаз и ушей шла кровь. Я смогу забыть все что угодно, но только не лицо своей матери в ту ночь. Выбравшись из крошечного лаза, разодрав спину и руки, я принялся бежать и бежал так долго, пока звуки пожара и крики "палачей" не прекратились. Мне было пятнадцать.»
- Д.Э. Моран. 1750 год« Выжить одному в жестоком мире того времени было невероятно сложно, но мне удалось. Не всегда честным путем, но кого это интересует, когда вопрос встает между жизнью и соблюдением общепринятых законов. Еще пять лет после того пожара я пробыл в Северной Ирландии, после чего волей судьбы, а точнее горсткой накопленных сбережений и обещанием выполнять самую грязную работу, мне удалось переправиться через Ирландское море и попасть в Ливерпуль. О использовании своих способностей в то время я даже и не думал. Страх быть обнаруженным и сожжены как моя семья был еще слишком велик, а ненависть к церковникам и ко всему связанному с их религией продолжала копиться. Сложно вспомнить все нюансы той жизни, они были слишком не значительными.
После нескольких месяцев в пути я добрался до Бирмингема. Тогда я помню лишь встречу с миссис Элизабет. На вид ей было не меньше семидесяти, маленькая и тучная, она каким-то образом заметила на моей шее тот камень, данный мне матерью. Я помню как изменилось ее лицо. Не знаю что заставило меня пойти тогда следом за ней, по всей видимости это была магия. Миссис Элизабет жила в самом центре города и это казалось странным, ведь обычно ведьмы стараются жить уединенной жизнью подальше от назойливых глаз. "Спрячься у них под самым носом и они никогда тебя не найдут", - говорила миссис Элизабет. Как выяснилось позже она была ведьмой и судя по ее виду не чистокровной. За чашкой горячего супа та поведала мне историю своей жизни и ожидала того же от меня. И я соврал. Сказал, что камень нашел случайно, а о своих магических способностях и не подозревал. Не знаю поверила она или сделала вид, но больше этой темы мы не касались. Она приютила меня у себя. Я помогал ей в различной работе, а та в свою очередь обучала меня магии, которой я не пользовался уже лет пять. Если отец учил черпать силу из природы, то миссис Элизабет верила в неограниченный потенциал магической энергии внутри самого колдуна. Эта магия была сложнее, требовала концентрации и уверенности, но и сама она была мощнее. Все ее заклинания были безобидными и идеально подошли бы для тихой жизни в городе. Но я был молод и все время желал большего. Тогда миссис Элизабет рассказала мне о группе ведьм и колдунов, обитавших где-то в дебрях французской земли. Кто-то из ее родственников был его частью и та поделилась со мной их местоположением взамен на обещание не покидать Бирмингем до самой ее смерти. И я дал это обещание.
Я прожил с ней еще пять лет, временами ловя себя на мысли что хочу уехать как можно скорее. Миссис Элизабет тогда немного приболела, обычная простуда и, казалось бы, ничего серьезного. Я мог бы помочь ей выздороветь одни заклинанием, но мысль о французских ведьмах не покидала меня. Именно тогда целительная магия приняла вид смертельной, изведя с этого света старушку за считанные дни. Совесть свою я успокаивал лишь тем, что она и так была стара, а я лишь облегчил ей страдания. Бирмингем я оставил через пару дней, взяв из дома миссис Элизабет все деньги и как можно больше ценных вещей. Мне было двадцать пять.»
- Д.Э. Моран. 1789 год« В 1615 году я впервые ступил на чужую землю, где кроме языка были другие законы, но вопрос с религией стоял столь же остро. По указаниям миссис Элизабет ковен тщательнейшим образом скрывался в окружных лесах города Орлеан, где мне необходимо отыскать некого Жерара Пуатье и рассказать историю миссис Элизабет. Я так и не понял кем он являлся для нее, но по всей видимости некогда они были знакомы и достаточно не плохо. Дорога была долгой, но теперь не столь тяжелой. Некоторые из вещичек миссис Элизабет удавалось продать за хорошие деньги, коих мне хватало с лихвой.
Неспешное путешествие заняло порядка трех месяцев, признаться честно не помню точных дат. Достигнув Орлеана не теряя зря время спустя пару дней пустился на поиски того самого загадочного месье Пуатье. Как оказалось этот месье вовсе таковым и не являлся. Все знали его как Жерар Пьяница. Он жил в крохотной каморке рядом с местной питейной и обладал отвратительным характером. В первую нашу встречу тот даже умудрился сломать мне нос своим тяжелым кулаком, но стоило мне упомянуть миссис Элизабет, тот будто в один миг протрезвел. И даже после общения с ним мне не удалось идентифицировать связь между ними, ни любовную, ни родственную. Жерар Пьяница обещал отвести меня к, по всей видимости, главному колдуну - Франсуа Валету. И не бесплатно, а за чекушку качественной наливки. Пришлось раскошелиться, но оно того стояло. Весь этот своеобразный ковен на деле состоял из целой деревушки казалось бы простых жителей, каждый из которых обладал магической силой. Дабы не привлекать внимание церкви те выставляли себя прилежными католиками, платили все необходимые налоги и активно практиковали магию. Здесь все знали друг друга и оттого подвоха ждать было не от куда. Франсуа отнесся к моему появлению весьма скептически, а выслушав придуманную еще для мисс Элизабет историю называл лжецом. Он был сильным колдуном и очень старым. Кто-то говорил, что ему больше тысячи лет! Лишь спустя долгое время я узнал, что ему было 189 лет и, как он сам говорил, он последний чистокровный колдун во всей Франции.
Я стал жить с ними, в этой самой деревушке и продолжил постигать магическое искусство. Франсуа узнав о чистоте моей крови возжелал лично взять надо мной шефство, но теперь это была не простая, так скажем, "домашная" магия. Она стала куда более сложнее и мощнее, требовавшая невероятных энергетических затрат и буквально выматывающая до изнеможения. Первое время я следовал советам миссис Элизабет и черпал свою силу из собственного нутра, но делать это становилось все сложнее и сложнее. Помимо активной магической практики в то время я познакомился с девушкой. Ее звали Вивьен. Очаровательное белокурое создание. Наверное тогда я впервые влюбился по настоящему. Но она, как и все жители этой деревни, не считая Франсуа, была смертной ведьмой. Талантливой, сильной, но все же смертной. Тогда это не казалось мне проблемой. Мы даже поженились и я был готов обзавестись вместе с ней детьми, зная что те будут как их мать. Эти воспоминания даются мне тяжело. Хватит и того, что она подарила мне двоих детей - девочку и мальчика. Клод и Марселя. И умерла в возрасте тридцати восьми лет. Жить бок о бок с человеком и видеть, как тот медленно, но неумолимо стареет страшная пытка. Здесь я будто бы обрел тот самый дом, который давным давно сгорел в Ирландии.
Тем временем Франсуа продолжал делиться со мной опытом прожитых им лет. Одним из важнейших уроков для меня была магия, энергия для которой черпалась из крови. Он так и называл ее - кровная магия. Я долго практиковался на крови животных. Я даже думал, что лишь их кровь и подходит для нее, пока Франсуа не показал какая сила хранится в человеческой крови. Убийство - страшное преступление, но если этими убитыми являлись церковники? Я ненавидел их с того момента, как они подожгли наш дом. Ненавидел тогда столь же сильно, как ненавижу их и сейчас. Пустить их для сотворения своей магии было даже в какой-то степени приятно. Своеобразная месть. Франсуа поддерживал меня и подпитывал эту слепую злобу, но не позволял переусердствовать, дабы не навлечь на их поселение беду. И однажды я не смог сдержаться.
Имея за плечами около двадцати лет активной магической практики и непрерывное совершенствование собственных способностей я посчитал, что способен совершить с церковниками то же, что некогда они совершили со мной. Сейчас я понимаю свою глупость. Поджег монастырь с полной уверенностью, что смогу все контролировать. Как же я ошибался. Я думал что умру, но смирения не было, как не было и отчаяния. Мне удалось выжить, но очнулся я уже в деревне. Говорили, что я не приходил в себя несколько дней. Франсуа был зол, невероятно зол. И он принял решение выгнать меня, якобы я подвергаю опасности всех вокруг, а это не допустимо. Разумеется я был против, но мнения моего особо и не спрашивали. Он оградил территорию их поселения заклинанием, неким барьером который я не мог преступить. Но там оставались мои дети! Он забрал у меня место, которое я считал домом и ко всему прочему забрал моих детей! Тогда я был слишком слаб, чтобы побороть этот барьер, да и могли ли мои силы противостоять силам Франсуа? Мне пришлось уйти. С горечью, озлобленностью, злобой. Совесть свою я успокаивал лишь тем, что детям будет лучше без такого отца, что их достойно воспитают в соответствии со всеми канонами и традициями той земли, а после они смиренно умрут как и их мать, а я... Я буду жить дальше. Мне было сорок семь.»
- Д.Э. Моран. 1800 год« После окончания Второй мировой войны, все время которой я предпочел провести в Швейцарии, предоставился шанс вернуться в Англию. Я не был там порядка ста лет, а может быть и чуть дольше. Ведя постоянную переписку с кругом лиц, знакомство с которыми происходило в разное время и при разных обстоятельствах, в 1947 году получил приглашение от Дэвида Ливингстоуна. Мы знали друг друга около десяти лет. Тот преуспел нажить не плохое состояние на войне. Никогда не интересовался какими методами. Мораль вещь крайне относительная и явно не входит в список моих лучших качеств. Поместье его было не далеко от Эдинбурга. Скорее от скуки и отсутствия дальнейших перспектив, а не от глубоко дружеских чувств к Дэвиду я любезно принял приглашение, а уже в 1948 году успел обжиться в его весьма комфортабельном жилище. Тогда он отметил, что за столько лет лицо мое не постарело будто бы ни на миг и кажется всерьез поверил, что виной тому целебный воздух швейцарских альп. То время стало неким затишьем. Магия отошла на второй план. Все свое время я проводил с обычными людьми, если таковых можно так назвать. В один из приемов, если не подводит память это было начала 1949, мне удалось познакомиться с человеком, которому удалось внести в мою, как мне казалось, скучную жизнь довольно много необычного.
По его приглашению я посетил нотариуса в Эдинбурге. Форест Роуд, 11. Этот адрес впечатался в моей памяти как клеймо. Тот в свою очередь отдал мне письмо, внутри которого было приглашение посетить поместье мистера и миссис Оним в качестве человека, "способного держать ситуацию под контролем и обеспечить безопасность его гостей". И я бы отказался, обязательно отказался, если бы не полная уверенность в собственных силах и желание примерить на себе новое амплуа. Ведь я был колдуном и считал себя одним из сильнейших! Самонадеянный выскочка. Необходимые документы были подписаны и через месяц я оказался на солдатском острове близ шотландских берегов. Помимо меня к Онимам прибыло еще девять человек. Восемь мужчин и две женщины. Не особо интересовался кто из них что представляет. Два человека прислуги, врач, судья, секретарша, военный. Кажется кто-то еще. Все было тихо и мирно, вопрос о сохранении порядка не стоял ребром. Что эти люди могли сделать? Перейти на повышенные тона? Пистолет, который ему велели взять казался явно лишним. Все самое интересное началось на второй день.
Ужин, не принужденная и даже чуть скучная беседа. Пока не раздался звуки граммофона, в которых позже был распознан мужской голос, повествующий всем собравшимся о "скелетах в шкафах". Один пьяный сбил двоих детей, другая будучи нянькой убила собственного подопечного (никогда бы не подумал). У каждого была своя тайна, от которой те принялись активно отпираться. Я не был исключением. По моей вине в Швейцарии погибли семнадцать человек. Горы в то время года весьма опасны. Глупо отрицать, я мог бы помочь им, но ценой могла стать моя собственная жизнь. В ряды альтруистов я никогда не входил. Да и вины никогда не чувствовал. К этому времени совесть моя потеряла право голоса. По этой причине я не стал пускать в дело весь свой актерский талант изображая невинного, а рассказал всю правду. Ждал ли я что все они поймут и примут правду с полным одобрением моих действий? Нет. Кто-то пустился в осуждение, кто-то презрительно фыркал. Но сказанное по граммофону стала казаться не такой уж и выдуманной.
На следующий день атмосфера была не самой дружелюбной. Некоторые гости и вовсе старались лишний раз не оставаться со мной наедине. Все началось вечером, когда молодой человек.. кажется его звали Энтони, перебрав виски принялся изливать все подробности своей жизни. В частности о том, что так усердной отрицал сутки назад. И он рассказал бы куда больше, если бы не припадок. Пена изо рта, судороги по всему телу. Может быть я бы смог ему помочь с помощью магии, если бы не толпа посторонних и мало знакомых людей. Он погиб. Как оказалось позже не от припадка, а от цианистого калия. Кто же стал первым подозреваемым? Конечно же человек сознавшийся в своем преступлении самый первый! Причинно-следственная связь их тогда мало интересовала. Доказательств никаких не было, а пустые разговоры меня мало волновали. В тот же вечер секретарша, мисс Дарлинг, заметила пропажу одной из десяти статуэток с обеденного стола. Никто их не трогал или не хотел признаваться. На фоне трупа в одной из жилых комнат это казалось не особо значительным нюансом, но Энни отчего-то казалось это подозрительным. Она стала повторять стих про десятерых солдатиков, текст которого весел во всех частях особняка, постоянно. И это жутко раздражало первое время, но после второго "солдатика" ее домыслы не казались такими уж глупыми. Через пару дней служанка умерла в собственной постели. "Один не смог проснуться и их осталось восемь." Одна смерть могла стать случайностью, две - уже закономерность. Пропажа еще одной фигурки со стола было скорее ожидаемым явлением, нежели неожиданностью. Дальше все шло в точности как в стишке. Один за другим. Когда нас осталось пятеро круг подозреваемых резко сузился. В ту пору мы весьма сблизились с мисс Дарлинг, отчего остальные сочли нас парой тех самых Онимов. Глупые идиоты! Я знал, что на острове никого кроме нас не было. Про магию я не забывал никогда, но помимо этого отчетливо чувствовал ее присутствие где-то рядом. Совсем слабое, еле заметное. Тогда я списывал это на своеобразный "шлейф" от собственной. Четвертым стал судья Уоргрейв точным попаданием в голову, отчего мозги его разметались чуть было не по всей комнате. Я, как владелец единственного огнестрельного оружия на острове, казался идеальным убийцей. Если бы не затянувшаяся беседа с мисс Дарлинг, которая не по своей воле стала моим алиби. Тогда нас осталось четверо и развязка была уже чертовски близка.
На следующий вечер мы собрали весь алкоголь, что хранился в этом особняке, найденные наркотики одного из первых жертв (совершенно не помню его фамилии) и сделав громкость граммофона на максимум пустились что называется в отрыв. Своеобразный пир во время чумы. Глупые шутки, громкий смех и отличная дружеская атмосфера, если не считать не большую горку трупов, которых мы бережно раскладывали по их постелям и заботливо прикрывали простыней. Амбре там стояло отвратительное, но оказывается и к запаху разлагающейся человеческой плоти быстро привыкаешь. Когда музыкальный мотив сменился на медленный и прям таки романтичный мистер Доктор и Легавый (имея жуткую память на имена двух последних я называл так) в шутку сцепились в медленном танце. Мне же повезло больше. Энни Дарлинг была девушкой, весьма красивой и молодой. Мы танцевали не обращая внимания на соседнюю пару, будто остались одни в этой комнате, в этом доме, на этом острове. Вся моя концентрация и сосредоточенность была перебита алкогольным градусом, возможно от этого я не смог разобраться кем она является на самом деле тогда, в тот вечер. И в ту ночь. Я не мог отпустить ее. Не мог и не хотел.
Удивился ли я узнав, что вечером в доме засыпало четыре человека, а проснулось три? Нет, не удивлен. И снова моим алиби стала она, хотя то вовсе и не требовалось. Мистер Доктор загадочным образом покинул стены поместья и уверенной походкой шагнул прямо в ураган, который все еще бушевал над шотландскими берегами. Поиски его отложили на утро, когда погода поутихнет. Может это решение и стало нашей ошибкой. Проверка береговой линии заняла все утро. Легавый хоть и был полицейским, но явно не из тех ищеек, о которых снимают сериалы. В итоге мы решили спуститься к берегу втроем и, как говорится, ждать у моря погоды. Легавый зачем-то задержался в доме, но меня это не волновало. Энни и пистолет был со мной. Вреда он нанести не мог, если только спалить дом. Его тогда не было где-то пару часов и мы заволновались. Точнее Энни заволновалась, отчего мне пришлось вернуться в дом, а та в свою очередь не пожелала оставаться на берегу в одиночку. Третий "солдатик" без лишней эстетики и оригинальности был зарезан столовым ножом. Теперь их осталось двое и то невинное создание на какой-то момент перестало таковым казаться. В тот момент между нами возникла незримая стена. Мы оба подозревали друг друга и лишь сейчас я понимаю насколько сильно тогда заигрался в человека. Жаль что вспомнить о своей сущности пришлось в весьма печальных обстоятельствах. Мы вновь спустились вниз, к берегу, к которому уже прибило тело Доктора. Секундная неосторожность и хрупкие, но жутко ловкие женские руки выхватили из моего пояса пистолет. Конечно она обвиняла меня, кто же еще! Никакие слова и уговоры на нее не действовали. И я был готов возблагодарить всех богов, в которых я не верю за то, что та плохо стреляла. Энни выстрелила и убила бы меня, оборвав жизнь длиной в триста лет. Но она попала в предплечье. Это ранение будто взбудоражило мою сущность. С губ слетело заклятье, достаточно простенькое, способное лишь слегка нарядить человеку. Каково же было мое удивление, когда она смогла дать отпор! Вот та самая сила, которую я принимал за "шлейф". Еще одна ведьма на острове, вот так поворот. Защита ее была столь слаба, что сломать ее не составила никакого труда, будто это была не взрослая ведьма, а лишь ребенок вступивший на тропу обучения. Она потеряла сознание.
Через несколько часов Энни пришла в себя. Разговор не был трудным, но в нем чувствовалась некая неловкость. Она оказалась чистокровной и достаточно молодой, по его меркам так и вовсе ребенок. И тогда скрывать было уже нечего. В тот же вечер массовик-затейник всего этого был найден. Стоило лишь как следует приложиться к магическому искусству. Судья, чьими мозгами, как нам казалось, мы любовались не так давно на деле решил воздать всем грешникам по заслугам и перед тем как самому отойти в мир иной от неизлечимой болезни, совершить великую справедливость. И было бы совсем печально умереть на этом острове от голода или жажды, если бы через неделю не прибыл "спасительный" отряд. История длинною в пару недель и восемь человеческих жизней была закончена.»
- Д.Э. Моран. 1968 год❖ Дополнительно.
- Каждый из дневников с рукописным изложением его жизни запечатан заклинанием только его руки (т.е никто кроме создателя заклинания не может их открыть, снять заклятие может лишь колдун или ведьма сильнее создателя заклинания).
III. ОБ ИГРОКЕ
❖ ❖ ❖ ❖ ❖
❖ Связь с Вами.❖ Пробный пост.
Свернутый текст